вагон с драгоценным продуктом стоял неразгруженный на железнодорожных путях на товарном дворе. Немедленно бросили клич: все на разгрузку картошки!

На этот призыв откликнулись даже самые пожилые и хворые. Но нашелся один, не постеснявшийся противопоставить себя коллективу, — молодой сильный мужчина, поэт. Дело прошлое, не буду называть его фамилии.

— Я не пойду, — заявил он высокомерно. — Я писатель, я должен писать, а не картошку разгружать.

— А кто будет работать?

— Вы, — цинично ответил он, показав в усмешке желтые зубы.

— Значит, вы отказываетесь от картошки?

— Почему же? Я ее и так получу.

Это было уже слишком.

Как председатель бытовой комиссии я довел об этом инциденте до сведения членов комиссии. Единодушное решение было: картошку поэту О-ну не давать, лишить. Мера была жестокой, ибо у поэта были жена и ребенок, но уж очень вызывающе-бестактным, нетоварищеским было его поведение. До сих пор задаю себе вопрос — правильно ли мы поступили: ведь пострадала семья, жена, ребенок, — но уж очень безобразным было его поведение. Добавлю, что с того времени отношения с ним у меня испортились раз и навсегда.

Все-таки часть картофеля у нас подмерзла.

Роздали мы его наспех. После раздачи я прихожу в Союз и застаю в вестибюле Дома печати такую картину. Посередине стоит Шагинян, озираясь, на ком бы выместить свое негодование; у ног раскрытый мешок с влажной картошкой.

— Что случилось, Мариэтта Сергеевна?

Ох и набросилась она на меня со всем своим армянским темпераментом! И в том-то мы виноваты, и в другом. Почему выдали замороженный картофель? Почему ее не предупредили, что он замороженный: она бы его не взяла?! И так далее и тому подобное.

Точно так же однажды напустилась она на Павла Петровича, когда он, будучи секретарем парторганизации, принимая членские взносы, нечаянно поставил у нее кляксу на билете: подвели зрение и нетвердость руки. Мариэтта Сергеевна вскипела так, что бедный Павел Петрович не знал, куда деваться.

— Это вы нарочно! нарочно! — горячилась Мариэтта Сергеевна, сверкая стеклышками очков.

— Да что вы, Мариэтта Сергеевна, помилуйте, — беспомощно оправдывался он. — Почему нарочно? Извините, оплошал по-стариковски.

А после дружно работали бок о бок в одном из картофелехранилищ на окраине Свердловска.

Вулканический темперамент Шагинян не раз служил предметом необидных дружеских шуток со стороны Ольги Дмитриевны Форш. Обе южных «горячих кровей», но какая разница! Если Форш выглядела по-царственному величавой, невозмутимой, никто ни разу не видал, чтоб она на кого-то разобиделась, сердилась, то Шагинян всегда кипела…

Мариэтта Сергеевна — человек добрейшей души — была готова в любой момент прийти на помощь нуждавшемуся, отдать последнее, поддержать всем, что только было в ее силах. Помню, когда городские власти, решив побаловать мастеров искусств, организовали летом в парке культуры и отдыха закрытый ресторанчик по типу южных курзалов, то Мариэтта Сергеевна, получившая туда пропуск, сама почти не пользовалась им. Он кочевал по рукам: неделю им владел один писатель, неделю — другой.

Иной раз эта доброта приводила даже к нежелательным последствиям. Мариэтте Сергеевне ничего не стоило подписать бумагу с прошением какому-нибудь товарищу, не связанному с Союзом, а потом в правлении приходилось разбираться с этим. Товарищ требовал: бумажку же подписала «сама Мариэтта Сергеевна»!

Субботники на сортировке картофеля, закладываемого для хранения на зиму, повторялись несколько раз. Союз получил за это не одну благодарность, ибо рабочих рук на сортировке картофеля и овощей не хватало. Заканчивались субботники пиршеством: писателям выставляли суфле — подслащенное молоко, напоминающее распустившееся мороженое. Пили его все с удовольствием.

Веселый «репортаж» о первом выходе писателей на картошку, написанный по свежим следам Евгением Пермяком для специального выпуска стенной печати (подобными выпусками сопровождалось всякое мало-мальски значительное событие в Союзе), представляется нам не лишенным интереса и сейчас.

«ПЕРВЫЙ ВОСКРЕСНИК ПИСАТЕЛЕЙ

(11 октября 1942 г.)

Опыт введения в картофелеведение

Одним из первых на место сбора явился наш старый опытный картофелевод, он же малахитчик, Павел Петрович Бажов, с своею собственной супругой Валентиной Александровной, которая служила укором всем явившимся на субботник в «неженатом» виде. Жены писателей должны помнить, что женой писателя надо быть со всеми вытекающими отсюда субботниками.

Прибывшая на овощехранилище писательская группа разбилась на бригады по «жанровому» признаку, из коих особо отметим бригаду славных бородачей — Бажов и его супруга, Чаговец, Верховский, Коц и Мариэтта Шагинян. В основном бригады делились на дружные и недружные. К недружным следует отнести те, которых в этот день не было. Не скажем, что все с одинаковой настойчивостью и творческим подъемом распределяли картофель по четырем сортам. Но также не скажешь, что среди пришедших тридцати шести товарищей оказались бесталанные или пессимистически настроенные литераторы.

Бригада Маминых-Сибиряков, которую возглавляла Нина Попова, закончила свой «урок», заданный на полтора дня, еще до обеда.

Остальные бригады еще не определены в части успеваемости, но надеемся, что отсутствовавший бухгалтер выяснит число сделанных картофелеединиц. Надо полагать, что бригада, где были Рождественская, Рябинин и другие уральские фамилии, например Оксана Иваненко, дала самые высокие показатели.

Было бы оплошностью не сказать, как работала бригада, куда входили: Хазанский, Пермякович, Звягинцова и Ружак[10]. В основном эта бригада исполнила все главное в вокальном и разговорном репертуаре. Некоторые даже благодарили ее за руку. Ходят слухи, что Пермякович заранее согласовал с профкомом свои «хохмы» и должен получить за них солидное вознаграждение по статье расходов «Культурное обслуживание писателей».

Отдельные товарищи начали ФИНКционировать с опозданием. Но потом, увлекшись, работали так, чтобы совесть не была угрызенной.

Некоторые остряки пытались воспользоваться тем, что рот свободен, и сочиняли всякие импровизации. Например:

Барто воскресники так любит

О!.. пописывать в стихах…

Или

На Свердпарнасе два Бориса,

Но на субботнике один…

Очень слабо была поставлена на воскреснике работа по пропаганде художественной литературы, хотя М. А. Анчаров присутствовал на субботнике; но его преемник Е. Я. Берлин-Раут был на каком-то другом рауте. Говорят, что ему помешала высокая температура. Конечно, мы не хотим отыграться на отделе пропаганды, но вправе спросить: «Уважаем ли мы наши постановления или не уважаем?» И мы уверены, что лица, отсутствовавшие И октября, отработают пропущенный день и принесут о том справки.

Теперь самое интересное: суфле. Его давали по большому стакану (некоторым два). Суп был прекрасен. Второе вообще!! Но что самое интересное — это впервые вся писательская организация обедала в одной столовой, не делясь на литерАторов и литерБэторов, хотя и были попытки отдельные табуретки сделать академическими. Но официантка решительно сказала: «Будя! Тут